ПРОФЕССОР ЛЕБЕДИНСКИЙ: Я люблю тебя, лодочник!
Кажется,
включи утюг - и он тоже зарычит "лодочника"
- странную, нежную песню с неуловимым
сюжетом и хулиганской самоиронией,
напоминающей, что нечего рвать страсти в
клочья - всё игра, всё понарошку. Как и
учёное звание автора песни, ставшей
музыкальным сопровождением нынешнего
лета, ПРОФЕССОРА ЛЕБЕДИНСКОГО.
-
Лёша, почему - профессор? Из-за папы -
доктора медицины?
-
Нет, конечно. Правда, однажды подумал: он
всю жизнь учился, работал, а я - во какой! -
два института бросил - и уже профессор, и
все меня знают.
-
Какие же институты?
-
Сначала из ЛЭТИ ушёл в армию и больше не
вернулся, потом - из Крупы, где всё было
замечательно, и у замечательных
преподавателей учился специальности
"руководитель эстрадного оркестра",
пока не попал к Максиму Леонидову, тогда
стало не до учёбы.
-
А "профессор" - это из ряда
нормальных прибамбасов, которые не
терпят объяснений и понятны сами по себе.
Ведь что объединяет людей - то, над чем
они прикалываются. Когда у них общее
понимание смешного - им хорошо вместе. И
тогда возникает такой маленький
жаргончик - можно впиндюлить по самые не
грусти.
-
Спиши слова.
-
Я могу сказать всё нормальными словами,
но они не такие сочные.
-
А эти "сочные слова" - не самозащита?
-
Это удовольствие при общении! Раньше от
"Русского Размера" - "юа-юа-ю,
видишь ту звезду" - меня трясло,
тошнило, и я вырубал телевизор. А как
познакомился ребятами, стал вместе
работать, всё обернулось совершенно по-другому.
Я даже стал спокойно воспринимать эту
музыку, когда понял, где и как они
прикалываются. Чего стоит охренительный
припев про Абу-Саида: "Но нет мотора, и
корабль не летит, но не знал об этом лишь
Абу-Саид. Он в ракете сгоряча нажал на
старт - и умчался в небо Азии солдат".
От такого текста мозги заворачиваются, а
народ принимает по серьёзке: о, техно!
"Всё постирал и собрался заранее" -
мощное техно.
-
А "Я убью тебя, лодочник" кто-нибудь
принимает по серьёзке?
-
Да, и это уже убивает меня самого. Когда,
купившись на эту фразу, как на
буквальный призыв, люди наливаются
злобой и ищут, на ком бы её выместить.
Хотя история с маленьким мальчиком,
притаившимся в лодке, сжимая в кулаке
гранату, прокрутилась в голове
невероятно конкретно и ярко, слова песни
возникли ассоциативно - из них
невозможно вытащить реальный сюжет. Всё
это не более чем гротеск - никто никого
не хотел убивать и не убил. А началось с
того, что мой друг почему-то сказал "Я
убью тебя, лодочник!", и я обалдел от
этих слов: "Откуда?" Он говорит: Не
помню, вроде из какого-то советского
фильма про революцию. Только он сказал:
"про революцию" - песня за пять
минут сочинилась сама. Слава богу, что
есть люди, которые её понимают. Вообще,
самое драгоценное свойство человека -
чувство юмора.
-
Судя по песням, оно тебе не отказывало и
в школьные годы.
-
Я их провёл прекрасно и вспоминаю с
удовольствием. Но некоторые училки,
которых ненавидел, - запали, особенно
одна, по литературе. Она обычно
хвасталась, сравнивая себя с нашей
мировой директрисой: "Вот Майя
Леонтьевна выше меня по школьной линии,
а я её - по партийной". Когда умер
Брежнев, и нас построили на линейку, она
зарыдала таким подлым воем, что мы с
приятелем, стоя в третьем ряду и дивясь
на эту показуху, едва не лопнули от смеха.
-
Какой ты был циничный ребёнок.
-
Почему циничный! Просто сколько себя
помню, стоит наступить торжественному
моменту - меня прямо разрывает на
страшный ржач, не могу сохранить
серьёзное лицо. А, тем более, что за дело
ребёнку - Брежнев умер? Ладно, умер - ну и
чего? Естественно, мы с приятелем не
могли не расколоться, хотя и жуть брала:
сейчас как выкинут со скандалом, как
пошлют за родителями.
-
А когда ещё ты раскалывался в
неподходящие моменты?
-
В армии, конечно. Построения, команды,
речи - это же дико смешно. Кстати, когда
наша тартуская дивизия стратегического
назначения, где я служил в оркестре,
получила два за учения, прислали нового
помощника - молодого, преуспевающего
полковника Дудаева. При нём гарнизон на
ушах стоял - ещё бы, как может дивизия
стратегического назначения получать
двойку за учения? Но оркестранты,
несмотря на дудаевские строгости,
лихими самоходчиками. Как-то мы с другом
пришли на вечернюю поверку из Дома
офицеров. Друг длинный, я его еле держу,
он вообще не стоит на ногах, только что
где-то блеванул на улице, и глаз у него
заплывший, невидящий. Вдруг прапорщик
как рявкнет: "Что самое главное для
солдата?". А друг открывает заплывший
глаз и тоже рявкает: "Рродина!" Ну,
думаю, сейчас его точно пригребут, но
прапорщик только обрадовался: "Неправильно"
Главное для солдата - дисциплина!"
А
был ещё замечательный армейский момент -
ну, не замечательный, но тоже смешной. Мы
постоянно играли на похоронах. В первый
раз это ужасно, а потом - запросто,
привыкаешь. У нас была маленькая
специальная книжка похоронных маршей,
причём марши такие: "Прощай, товарищ,
№2", "Прощай, товарищ, №4" и лишь
один - Шопена. Обычно договаривались: "Ну
что, сейчас Шопена? А теперь давай "Прощай,
товарищ, №5". Раз зимой, во время
похорон какого-то майора, одного из
наших попросили помочь опустить гроб. И
когда он помогал, у него туда вниз упала
шапка. Что делать? А это Эстония -
кладбище чистое, ухоженное, красиво
вокруг - и катаются дети на лыжах. Стали
кричать: "Мальчик, а ну иди сюда!"
Отобрали у него лыжу и ею принялись
доставать шапку. Такой вот
экспрессионистский прикол из
армейского прошлого.
-
А как насчёт приколов нынешних?
-
Доприкалывался. Вроде бы всё нормально.
И - растерялся. Судя по всему, для меня
начинается абсолютно новая жизнь -
пойдёт раскрутка, будут вложены бабки. А
я-то по натуре домосед, меня вытащить
куда-то - огромная проблема. И самое
утомительное - общение с людьми, которые
достают: пойдём с нами посидим, выпьем.
Начинается долгая отмазка, приходится
объяснять, что не можешь, по уши занят,
потому что просто отказаться неудобно -
обидятся. Если же хоть раз согласишься
куда-нибудь выехать - немедленно
последует тема: у нас тут день рождения,
приезжай, спой для нас, мы же тебя брали с
собой, тебе западло, что ли, с нами? Ты
чего-то оборзел - давай приезжай и пой,
тебе говорят! В принципе, от этого тоже
никуда не деться - самого Галича слушали
под поросёнка с хреном. Как сейчас к
поросёнку с хреном подают Кристину
Орбакайте или даже Аллу Пугачёву. И Тину
Тёрнер, наверное, тоже.
-
Да ну, браток, не грусти.
-
Может, бог и простит?
-
Конечно! И ты выпустишь, наконец, взамен
пиратских записей классный альбом "Пока
не умру".
-
Нет, он будет называться "Малосольный
огурец", потому что "Пока не умру"
- грустно, скучно, неприкольно. Это же был
наистрашнейший стёб. Когда я его начинаю
писать - думал, дай-ка, сочиню самую тупую,
жуткую, слезливую песню! Но единственным
человеком, который её оценил, оказался
мой друг, подаривший фразу про лодочника.
Он сказал: "Вот тут ты действительно
прикололся, от души!" Остальные же
пускают слезу от дебильного текста, где
столько пошлятины наворочено: браток,
бог простит, время умчалось… Но самое
смешное, что и я вслед за всеми закипаю
слезой от немыслимых по дурости слов:
"И ещё мы споём нашу главную песню…"
Беседовала ЕЛЕНА ЕФГРАФОВА
"Смена", 1995
|